Николай Штромило
- 1 -
...В оный же пристанционный вечер, когда
прячутся псы от греха, когда батько выводит к путям похмеленную банду,
когда жуткую музыку леса подбирают на слух провода,
а паршивый снежок балабанит по срубу "пляши сарабанду", -
в такой вот матерный ветер, на даче Петкевичей, в грубо сшитом углу,
он сидит, запеленатый пледом, постриженный местным
конюхом, как истукан, до нутра продубевший: не пьян, не в долгу
не в настроеньи, а так - в гляделки играть с неизвестным...
Деревянными долгими пальцами, корой сучковатых фаланг
он поглаживает шершаво жилы побитой гитары, чей голос
напоминает гудение старого кержака, получившего бланк
похоронки. Под это гуденье тайги, содрогнувшее полость,
что-то там про Иосифа, а потом про любовь и пасьянс
он бормочет романс.
- 2 -
Давно уже пора - совсем, в снега, к зимовью.
Часть времени в санях, часть времени - рекой.
Причалю - заплачу, и если не любовью,
чем там еще возьмут за холод и покой?
Я налегке, я пуст, я чацким не приятель.
Притопнул сапогом расколотый настил,
упругую дугу к раскосому приладил,
подумал: ничего я так и не простил.
Скажу, авось не спишь, скажу, а ты не слушай,
раскладывай пасьянс, шути исподтишка...
.......................................
Шагаем, чалый, но-о. Нн-о, старая копуша.
А вздумаешь хитрить - получишь ремешка.
- 3 -
Простужен. Осень. Желатин.
Люминесцентная игрушечность витрин,
как запоздавшая открытка от ангины.
Чело гусара оловянного - в жару.
Полки. Полки.
- Куда ты прешь в такую темень на штыки!
- "Кто ты, мой ангел ли..."
- Коня!
- ...У Катерины.
Я отпишу вам сразу, как умру.
Булгаков
медик но душа
чьи пальцы нервного велят
карандаша
стучит о градусник лукавым
дзык
моноклем...
Под козырьком площадка псами занята.
- То Бог, то - в рог!
...тогда который из меня сейчас промок
знай мы
что так неосмотрительно промокнем
мы б взяли плащ
да птичье хлопанье зонта
- Вам это свойственно, дракон.
Семиголовому - и полным дураком!
Сей пластилиновый Бертран
в огне.
Оплачем.
- Который час? Утра?
"...мороженое, мам".
Ни пить, ни в пляс.
В такие дни я вспоминаю: тарантас,
сосед кокетливо урчит перед подьячим,
овальный стол, да преферанс по вечерам.
- 4 -
Больной лежит покойно у окна,
раскрытого в январский сад. Луна,
де Бержарака нос, пробивший кокон
из байковых пайковых одеял.
Ни женщины, ни выпить. Умирал
собачий час на башне. Ненароком
сквозняк чаинку снега подавал,
и каждый раз она терялась в чаше -
одна и та же.
- 5 -
Податься в Каффу. Там как раз - ситар, табак и балабас.
Вина хозяйского сейчас почать бочонок
и петь - длинно. Про гайдука. Гнедой татарке мять бока,
а утром снова песняка орать спросонок,
сбежать к лиману, как медведь, на байде резать моря медь,
османский берег осмотреть, поянычарить!
Потом еще принять на грудь. И так - за веслами - уснуть.
И у погоста как-нибудь
причалить.
- 6 -
- Спа-си, Отец!
Чалит в лодочке мертвец.
Притопни - и развалится,
а все на ножки пялится!
- Зайдем-ка в лесок,
под березку белую.
Делал я тебя разок -
по-новой переделаю.
- Ой-йох-ех-ех, разошелся скоморох,
На меня - важный - залезал дважды,
все елозил кончиком,
ж... с колокольчиком!
- 7 -
Его кораблик, - палубой с кровать -
поскрипывал, слух силился догнать
безумный свист последней электрички,
подернулись ледком зрачки и тушь.
Усни, усни с улыбкой, Скарамуш!
Все на театре забрано в кавычки...
И спичка, отсыревшая к тому ж
противится, но давится с шипеньем
стихотвореньем.
1993 |
|
