Валерий Зайцев
Снова вижу в разбитом зеркале
чьи-то смутные тени,
Словно в нем сохранились все те,
кто взлететь до меня не сумели.
Снова черные зле птицы
страшно сильными бьют крылами.
Снова белым нетронутым саваном
жизнь легла под чужими следами.
Снова красные жуткие всполохи
освещают пустынные улицы
В храме, богом покинутом в ужасе,
фимиамы ненужные курятся.
Кони бьются в предсмертной агонии,
седоки потеряли поводья их.
Не научены, видно, мы прежними,
цвета крови и лжи, половодьями.
Снова черные птиц закаркали,
родниковую воду повыпили.
Снова ветры поднялися лютые,
в доме окна повыбили.
И пришествие черного всадника
в ореоле багрового пламени
Предвещает нам мор и страдания.
И шевелятся змеи на знамени.
Честь, любовь, не сумняшеся, предали,
за одежду шелковую, броскую.
И беду неотвратную черную
потянуло на землю отцовскую.
Тетива со стрелою жестокою
уж натянута пальцами ловкими.
И стернинами, словно отчаявшись,
степь щетинится ломкими.
Но что могут ковыльные локоны,
что седеют от горя безмерного,
Против черной безжалостной конницы,
против страшного войска неверного?
А мечи затупили мы светлые
о шеломы своих соплеменников.
Что наделали, князи вы росские,
зла и розни меж братьями пленники?
Лик Господень отвернут от грешников,
белый ангел с небес не торопится.
Лишь предания остались от прошлого -
богатырь из былин не воротится.
Что же делать, скажите нам, братие?
Не отдать же Руси в поругание?
Или всуе забыли мы в пиршествах
сына русского славное звание?
Иль позволим, чтоб внуки и правнуки
позабыли бы буквицы русские?
Отдадим ли в полон очи милые
и шелковые волосы русые?
Продадим ли, как тати безродные,
руки матери добрые, нежные?
Не оставим же землю отцовскую!
Нам ли жизни беречь наши грешные?
Пусть кружатся зловещие вороны -
не пристало нам, русичам, прятаться,
А возьмем горсть земли - кормилицы,
завернем ее бережно в тряпицу,
Да наточим мечи мы отцовские,
защитим ими землю родимую.
К ней любовь встанет крестной силою,
что развеет орду несчислимую...
Снова вижу в разбитом зеркале
чьи-то смутные тени,
Словно в нем отразились все те,
что взлететь до меня не успели.
И хохочут зловещим мороком
в черном небе черные птицы.
Но пробился опять из пепла
вечный колос русской пшеницы.
25 октября 1989 |
|
