Датский романс

                  Вадим Певзнер

мой уторченый брат безлошадный локальный ажан
поезжай в города где тебя никогда не видали
на байсикле с мотором всегда не хватает педали
ну а что до медалей они для других горожан

поезжай в города где шикует беспечная мышь
где на каждый кабак полагается три вышибалы
это все же получше чем северный призрак шамбалы
или жалкие жаркие жабры готических крыш

день прошел и ушел и оставил мороз и вопрос
между тем на плацу начинается утренний кросс
просыпается синь заслоняя собой потолок
и по датскому миру татарский проносится слог

в бакалее гуляет бесплатный сквозняк межсезонья
в этих лицах с утра обнажается нечто бизонье
и звучит в подворотне пещерный кощунственный хохот
и на жало походит курносый читательский хобот

и приходят вечерние люди в потертых пальто
говорят о метро и лито и картинах вато
и ругают того кто давно превращен в вечный дым
и смеются со звуком смычка узнающим лады

и приходят вечерние люди и с ними один
стародавний приятель со шляпой а ля аладин
иногда он жует в этажерке свой сонный эклер
наблюдая толпу из-за синих от пыли шпалер

он уже полюбил окружающий приторный страх
он уже не живет обманувшись на чем-то опальном
в этом городе строятся узкие кухни и спальни
для таких же как он похороненных заживо птах

в этом городе пахнет весенней мышиной возней
этот город по горло заляпан бесцветной мазней
ну а ты со своею гордыней другого полета
упорхнул как страница из плена и сна переплета

ну а ты потерял уже все чтобы петь просто так
без наследства без смысла а только за харч и копейку
надоест не беда приземлись отдохнуть на скамейку
подобрав рядом с урной оброненный кем-то пятак

или вскинь воротник долгополого гроба пальто
бесполезную шляпу надвинь и бегом из палаты
не забыв про очки накупив ослепительной ваты
чтобы слышать далекое море спускаясь в метро

и столкнувшись лицом с длинногривым хипующим львом
помаши извинительно куполом фетровой крыши
и спроси прикурить у какого-то встречного Гриши
на вопрос о часах театрально взмахнув рукавом

на углу обожди уступив сиволапой семейке
свое право на жизнь в глаукоме больничного льда
не греша против сна посиди на курносой скамейке
наблюдая орущих детей и простуженных дам

скажем эта уже а вон та еще хочет и ищет
но едва ли найдет ибо судя по линии рта
безнадежно скупа экономит на спичках и пище
и не спит по ночам бесконечно считая до ста

раз два три четыре...

(Приблиз. 1982)