Удивленье и смех, стук забытый твоих каблучков...

                  Владимир Юринов


Удивленье и смех, стук забытый твоих каблучков,
сердце, сделав кульбит, подпирает ударами горло.
На ладони ладонь. 
- Мне везёт!
- Это здесь не при чём.
Просто снова весна зимний лёд с наших улочек стёрла.
Просто снова весна, просто снова так трудно дышать,
просто снова качает над бездною глаз твоих тёплых.
Изомлевший бульвар за собой нас ведёт не спеша,
и стекает легко майский дождь с размалёванных стёкол.
Да, всё то же кафе, да и ходики те же глядят
со стены, разговор размеряя на строки и строфы,
и качается в такт невесомая память-ладья,
уплывая во тьму тонким паром над чашечкой кофе.
Как свежо и легко! Сколько зим пережил этот парк?
Здесь стояла скамья... Да, я помню. (Как трепетны пальцы!)
Слышишь? Тот же оркестр! И на свет, мимо призрачных пар,
мимо тлеющих звёзд, сквозь дурманящий запах акаций.
Подожди, карусель, разве наш не просрочен билет?
Не теряй головы! Ах, куда мы, куда мы, куда мы?!
Жаркий ветер в лицо и горячий неоновый свет,
и восторг и испуг твоих тёплых плечей под руками.
Всё быстрей и быстрей. Разгоняй, карусель, колесо!
В дробном стуке сердец в забытьи мы над миром несёмся,
полусумрак квартир и прозрачную осень лесов 
прожигая насквозь невесомыми струнами солнца...
Только что-то не то, вот фальшиво аккорд извлечён,
вот не строит рояль, и оркестр постепенно смолкает,
вот последний скрипач опускает в смятенье смычок
и уходит со сцены, пожав безнадёжно плечами.
Вот и всё. Просто сон. Горизонт стал устало синеть.
Ах, не надо спешить возвращаться к прожитым страницам.
И в потёках ресниц, на хрустящем снегу простыней
остывает любовь так бездумно расстрелянной птицей.


1980-е
Орловка, Амурская обл.