С Конвейера в Соломбалу по Северной Двине

С Конвейера в Соломбалу по Северной Двине

Не веря в то, что это происходит,

Не с кем-нибудь, не где-гибудь, а с нами, по весне,

Уходим из тюремной преисподней.

И пенится упругая волна!

И голова свободою пьяна!

И кажется, что нет уже ни боли!

Ни тех, которым жить дано в неволе.

А там, за деревянным, за забором,

Под автоматным пристальным зрачком,

По многу лет мошенники и воры

С убийцами живут одним пайком!

И кажется, что женщины не носят передач,

В которых столько разных дефицитов!

И что шманают так, что хоть зарежься, хоть заплачь!

Без мам хоронят сыновей убитых!

Но пенится упругая волна!

И голова свободою пьяна!

И кажется, что нет уже ни боли!

Ни тех, которым жить дано в неволе.

А там, где все меняется на что-то,

Расплату ждут наличным и живым!

Блатные не выходят на работу,

И мужики во всем покорны им!

И нам уже не верится, что есть тюремный ад,

Рожденный в муках, провонявший потом,

Где нами же откормленный старательный солдат

Ведет рабов советских на работу!

Вот пенится упругая волна!

И голова свободою пьяна!

И кажется, что нет уже ни боли!

Ни тех, которым жить дано в неволе.

А там, где женщин нет – одни мужчины,

И любят, и целуют, и блюют!

И по ночам профессор медицины

С начальником таможни бывшим крут!

Три ночи на свидание,всего одна постель.

И надо угадать, когда приехать,

Не дай вам Бог, страдалица, кровавую купель,

Бедняге это будет не помеха!

Как пенится упругая волна!

И голова свободою пьяна!

И кажется, что нет уже ни боли!

Ни тех, которым жить дано в неволе.

А там, где есть обиженник брадатый,

Его в народе Лизкою зовут,

Один ушел в подкоп, убив солдата,

И будет бунт, и всех блатных побьют.