Национально-пессимистическая трагедия о скрипаче Хабибулине

                  Михаил Кочетков

                Сам генерал пожал мне руку дверью...

Так бы жил себе и жил, шпарил Глюка,
В шашки б с Блюменом играл в воскресенье,
Но судьба ведь не инжир и не брюква -
Приготовила мне, брат, потрясенье.

Двадцать лет я, как индюк на насесте,
За музыку заплатив геморроем,
Был двенадцатою скрипкой в оркестре
Сводном имени защитников Трои.

Дирижер Абрам Исакович Хаит
В свои восемьдесят три года с гаком,
Два инфаркта, паралич, а махает -
А махает, что сигнальщик на баке.

В общем, все у нас, кто Кац, а кто Гурвиц,
Все от первой скрипки и до литавры,
Лишь один я, как индюк среди куриц,
Лишь один я Хабибулин, татарин.

Ну, с таким оркестром, ясно, гастроли,
То в Кашире, то в Калуге играли.
Правда были позапрошлой весною
Мы на юге... Красноярского края.

А приехали и вдруг вот те номер -
Дирижер наш то на идиш, то матом.
Я по-ихнему ни звука, но понял:
Приглашают наш оркестр в Улан-Батор.

И какие там монголо-татары -
Тут такая поднялась свистопляска!
Все от первой скрипки и до литавры,
Как чумные, разбежались по загсам.

Кто женился, кто развелся, кто шустро
Взял фамилию кузины из Тулы.
За неделю весь оркестр стал русским,
И остался я один - Хабибулин.

Ну, подходит время нашей гастроли,
Ну, конечно, референты из ГУКа.
В кабинет по одному, а не строем -
Улан-Батор, брат, серьезная штука.

Все прошли у референта беседу,
Все от первой скрипки и до альтистки,
И конечно, как всегда, я последний,
Ну что бояться - я ведь даже не крымский.

Но разговор на два часа, не короче,
А в конце мне говорят: "Извините".
Оказалось, муж сестры деда тещи
В тридцать пятом залетел в вытрезвитель.

Говорят мне, это ж хуже крамолы,
Ведь порядочность - вот в чем наша ценность.
Что подумают, представь ты, монголы,
Если выплывет сей факт на поверхность?

Так бы жил себе и жил, ради Бога,
А теперь куды деваться, не знаю.
Мне теперь лишь в вытрезвитель дорога.
Кто последний? А татар принимают?..