Михаил Кочетков
Смешная жизнь грядет на склоне лет
В предчувствии погромов и простуды.
Купи себе какой-нибудь билет
И уезжай куда-нибудь отсюда.
Еще есть шанс, прикинувшись ослом,
Спокойно, без эмоций и истерик
Покинуть эту Родину, где злой
Юнец ножом расписывает двери,
Где подрастает новая орда.
И в подворотнях бродит ее призрак.
И этот, извини меня, бардак
Ты называешь "бедная Отчизна"?
Покуда не накрыло, милый друг,
Еще есть шанс: ворча на Пенелопу,
Отправиться куда-нибудь на юг,
В какую-нибудь южную Европу.
Тебе осталось, глядя на причал,
Отчалить из Отечества в пророки.
А мне осталось Родине кричать
В глухие уши эти злые строки...
Пока меня не раскусили
И не заслали за Можай,
Я на великую Россию
Гляжу с второго этажа.
Я вижу всех пытливым оком:
Царя Гороха – дурака
И даже старенького Бога,
Грустящего на облаках.
Я вижу Рябу-Кукарачу
И Достоевского в слезах,
Двух алкоголиков на даче
В дремучих муромских лесах,
Поляков, что завел Сусанин,
Петра с усами на коне,
Василиваныча с усами
И даже муху на говне!
Да, велика Россия-матерь!
И вновь, тобою обуян,
Здесь, на классической кровати
Грустит поэт, хотя бы – я.
Усыпан пеплом и паршою,
В халате с бабского плеча,
Болея телом и душою
Лишь о тебе, моя печаль.
В твоей семье не без урода;
Ну что ж, урода получай!
Я – сын Папаши всех народов,
Я – внучек деда Лукича!
Мой братец – серый волк тамбовский,
А дядька – дядька Черномор,
Сестра – Аленушка, медсестры;
И все кривы, как на подбор!..
О Боже мой, какая скука!
О Боже, как нехорошо;
Здесь всяк на всяка смотрит букой,
Базуку пряча за душой.
Здесь не ножом из подворотни –
На Красной площади убьют;
Уже не завтра, а сегодня.
Осталось несколько минут.
Уже петух на Спасской башне
Двенадцать "ку" прокуковал.
Уже палач седой и страшный
Орал в топор перековал.
Меня убьют, как иноверца,
Под крики публики "Убей!"
И вылетит из горла сердце –
Помойный красный воробей!
Эй ты, подобие цыпленка,
Лети отсюда далеко,
Туда, где хмурые подонки
С руки не кормят мышьяком.
Туда, где скрученной железкой
Тебя навылет не пробьют.
Лети, как крик последний детский!
Лети, лети, не то убьют!..
Пока меня не раскусили,
К чему испытывать судьбу?
И я по-англицки красиво
На тонких цыпочках уйду.
Я ухожу, поднявши ворот,
Туда, где гаснут фонари,
Пока еще великий Город
Лежит в развалинах перин.
Пока палач, воюя с храпом,
Припал к подушке-блиндажу,
Я тихо-тихо тихой сапой
По огородам ухожу.
Так вот она – свобода злая;
По огородам и межам
Бежать, как сука, как борзая,
Куда глаза глядят, бежать,
Ловя губами горький воздух
Гнилых картофельных полей.
Во весь опор, пока не поздно,
Бежать по Родине моей!..
Спасибо, Господи Исусе,
Что все закончилось добром,
За то, что в этом захолустье
Позволил мне скрипеть пером.
Спасибо, большего не надо;
Я дальше сам уж как-нибудь.
Перо, бумага и лампада
Мне дальше освещают путь.
И на картофельном востоке
Под колокольный перезвон
Взлетят мои больные строки
Гурьбой картофельных ворон!
И все к чертям перевернется
Под крик архангельской трубы:
Петух на башне поперхнется,
Дурак в гробу перевернется,
Палач со страху промахнется,
Себе полпальца отрубив!
Из тюрем грянут общим хором
И арестанты и конвой,
Когда вернусь я в этот Город,
Вернусь как царь и как герой!
Вернутся сахарные горы,
Вернутся реки с киселем!
И будет вечен этот Город
И вечно царствие мое!..
Я вернулся в этот Город;
Здесь дома, как будто, те же.
Только чуть пониже небо
И мрачнее фонари.
Я стою, поднявши ворот.
И промокший, словно леший,
Я жую горбушку хлеба,
Что мне нищий подарил. |
|
