Александр Дольский
Словно тысячи тысяч оркестров
разодрали мелодии плоть -
миллионы нещадных маэстро
стали палочкой сердце колоть.
Будто бич резал напропалую,
оставляя рубцы на челе,
этот ритм, а цена поцелуев
нам известна две тысячи лет.
И слова зазвучали, как клекот
пораженного насмерть орла,
резанули до горла от легких,
и ворочалась совесть и жгла.
Я увидел, как он изначален,
облекая в простые слова
наши муки, и смех, и печали,
как повинна его голова.
Застывали в молчанье зловещем
власть и суд, не простив ничего.
Несчастливый становится вещим -
это счастье для паствы его.
А за грубостью, как не усердствуй,
проступает,печалью дыша,
уязвимое нежное сердце,
и трепещет живая душа.
Если падает бард и скиталец,
раскидав свои руки, как стерх,
то все ложи пока свои пальцы
поднимают с улыбками вверх.
И сквозь маски и тон скомороший
боль сочится не день и не год...
Умирает он не понарошке,
но из праха опять восстает.
На подмостках судьбы и театра
исступленно хрипит на весь свет
осужденный на жизнь гладиатор,
обреченный на вечность поэт.
1976 |
