Валерий Червяков
"Жнивьё, покрытое росой,
рассветная погода.
Гляжу, испуганный косой
метнулся из зарода.
Околки золотом цветут,
а низом - гаснет зелень,
и каждый звук, осенний звук,
пронзительно разделен.
Люблю замёрзнуть поутру,
а к полудню раздеться,
и жечь солому на ветру,
и едким дымом греться.
Люблю зелёный щурить глаз
в малиновое солнце,
месить ночами в сотый раз
седых осин червонцы.
Но только - сумку на ремень! -
давлю в себе зевоту.
И надо ставить инструмент
и браться за работу...
Словечек непонятных звон -
раздолье для поэта:
Штатив. Кипрегель. Рейка. Зонт.
Буссоль. Насечки. Горизонт.
Трапеция. Пикеты..."
(М. Сахаров, 1973, "Топограф")
Жнивьё, покрытое росой,
душевная погода...
И, со вчерашнего косой,
я вылез из зарода.
Околки, низом - лепота!
Роса на нивелире...
И хоть с похмелья тошнота,
а всё же тянет к лире.
Люблю так посинеть к утру,
что к полудню - раздень-ка!
Бюсты и бёдра на ветру
не обнажишь за деньги.
Люблю назвать я серый глаз
малиновым, зелёным,
искать червонец, что в тот раз
я постелил под клёном.
Но только некогда бродить
по рощам первозданным:
пора инструмент наводить
согласно точкам данным.
И непонятный звон опять
разносится по роще -
про то, где с рейкою стоять,
про зонт, про Бога и про мать,
и кое-что попроще...
1974
Первая и вторая строфы поются на мотив песни А. Дулова "Сырая тяжесть сапога".
Третья и четвёртая строфы поются на мотив песни А. Дольского "Листая иностранные журналы".
Пятая и шестая строфы поются на мотив студенческой песни "Про Адама и Еву". |
