Андрей Ширяев
Фея, рева, невольница, черная пешка
у седьмого ручья, то есть где-то за шаг
до (хотел срифмовать "как в романе Ожешко",
но не помню, о чем она там). Твой пиджак
не застегнут, как прежде, под самое горло -
так что видно две родинки справа и шрам
в надключичной ложбинке; конечно, продрогла,
но, конечно, уверена. Светскость и шарм
прирожденные - что там!- не прячь, успокойся,
отойди к подоконнику, вытри... Чужим
ожидающим пальцам, просунутым в кольца,
не позволь.
Впрочем, если считать этажи
по бегущим огням механических мидий
лифтов этого дома, то между шестым
и двенадцатым, может быть - раньше (поймите -
несущественно), лязгнут, сдвигаясь, мосты,
а верней - половинки холодного моста
от реальности к сну, безусловно сметя
все легенды о существовании мозга
только в камере черепа.
Фея, дитя,
им, сомнамбулам города, только-то надо,
что немного движения вверх, да считать
этажи; и зрачки, как комки рафинада,
растворяются, тают, текут. Нищета
их, увы, очевидней на фоне свободы
их сознания от костяного чехла.
Фея, девочка, брось! чем красивей обводы,
тем кривее по форме поверхность стекла
каждой новой модели.
Отсутствие вкуса -
положительный фактор, защитный инстинкт,
нечто вроде глазка смотрового. Исуса
подловили на том, что набрав хворостин,
он не выломал крепкой надежной дубины
из железного дерева, мальчик, простак!
В этой пляске пророков играют дебилы
со слюной до земли; хорошо, если - так;
им считать этажи, натянув плащаницы,
не умея - до трех, и неважно, унд готт
с ними. Здесь можно все. В том числе: пожениться,
расплодиться, рассыпаться, разъединиться,
нажимая на кнопку с эпиграфом "ХОД".
Фея, пуст коридор, идеален. Кабина
растопырила створки, призывно свистя;
не стесняйся меня - мне не будет обидно,
я с тобой не знаком, я здесь не был, пустяк.
1989 |
