Александр Городницкий
Я детство простоял в очередях,
За маслом, керосином или хлебом,
В том обществе, несчастном и нелепом,
Где прожил я, испытывая страх.
Мне до сих пор мучительно знаком
Неистребимый запах керосина,
Очередей неправедный закон,
Где уважают наглость или силу.
Мне часто вспоминаются во сне
Следы осколков на соседнем доме,
И номера, записанные мне
Карандашом чернильным на ладони,
Тот магазин, что был невдалеке,
В Фонарном полутёмном переулке,
Где карточки сжимал я в кулаке,
Чтоб налету не выхватили урки.
Очередей унылая страда.
В дожди и холода, назябнув за день,
Запоминать старался я всегда
Того, кто впереди меня и сзади.
Голодный быт послевоенных лет
Под неуютным ленинградским небом,
Где мы писали на листах анкет:
"Не состоял, не привлекался, не был."
Но состоял я, числился и был
Среди покорных, скорбных и усталых
Аборигенов шумных коммуналок,
Что стали новосёлами могил.
И знаю я - какая ни беда
Разделит нас, народ сбивая с толка,
Что вместе с ними я стоял тогда
И никуда не отходил надолго.
1995 |
