Олег Горяйнов
Поднялся ветер, струной звеня.
Какое было начало дня!
Еще наездника от коня
Не отличал глаз,
Еще рассвет в облака тек,
Но вражеской ратью чернел восток,
Ее и глаз всей объять не мог,
И столько же было нас.
И ты - не выхолощен, не слаб
В плечах, и рожей - не крив, не ряб,
Любимец славы, любитель баб,
Застольных дел корифей,
Привыкший первым вступать в игру,
И здесь был первым, весел и груб,
Ногами точеными влажный круп
Сжимая гнедой своей.
Трава понуро к земле стлалась,
Звенела мошкою,
Земля почернела, растрескалась,
Рассыпалась крошкою,
Раздули ветры полынью грусть
На горем взращенную
На всю крещеную Русь
И некрещенную.
Стояли тихо вокруг леса,
И было в мире два полюса,
И даже ранних птах голоса
Не пели халвы весне.
Прорвав частокол лошадиных морд,
Лохмат, как леший, и быстр, как черт,
Рванулся конь к нам во весь опор
Со всадником на спине!
Гостей не принято обижать,
И кто-то должен его встречать,
Мечом угостить, копьем попотчевать,
И кто же, когда не ты?
И ты, из фляги хлебнув слегка,
В песок впечатал печать плевка,
И шпоры с хрустом всадил в бока,
И сжег за собой мосты.
Как ветер к траве, ты к коню приник,
Копье руки обняли,
Но что же, что же - в последний миг
Коленки дрогнули?..
Мосты сожжены... Да на что мосты!
Вплавь, и не думая!
Ведь жить-то как хочется - до тошноты!
До безумия!
И ты с ним не сшибся в смертельном бою,
Спасая несчастную шкуру свою,
И рвался назад, обрывая сбрую,
Глаза закрыв от стыда,
Как будто бы гнался он за тобой,
Хотя на кой ты ему такой,
Да и своим ты такой на кой,
Ославленный навсегда!..
Понуро в землю смотрела рать,
Мы не успели и глаз поднять,
Как нечем стало вокруг дышать,
И свет померк на небе,
Свист стрел, звон железа, грохот копыт,
Был каждый третий из нас убит,
Жизнь вечную память о них сохранит,
О них - но не о тебе.
Панихида по мертвым всплакана
Медными трубами,
Земля копытами вспахана,
Засеяна трупами,
Долго не смолкнет вороний хай,
Не будет трава расти,
Зато другой какой взойдет урожай -
Мести да ярости!..
И вражеский воин, глазастый юнец,
Средь трупов тебя углядит наконец,
Набросит аркан, а другой конец
Прикрутит к луке седла,
И крикнет, оскалив щербатый рот:
"Смотрите! - крикнет. - Да это ж тот!..
Тот самый, давешний, - крикнет, - вот
Он, спрятаться думал, тля!.."
1986
|
