Александр Городницкий
"Из всех искусств для нас наиважнейшим
Является кино", - заметил Ленин.
И не ошибся: в школьные года,
Послевоенные, да и позднее тоже,
Оно сердца нам жгло на всю катушку.
Катушки эти, помню, привозили
В тяжёлых несгораемых коробках,
Защитною окраскою и формой
Напоминавших цинки для патронов
Или противотанковые мины,
Которые в ту пору находили
Под Сиверской и возле Сестрорецка...
Ах, эти фильмы! Именно по ним
Учились мы, как надо целоваться,
Закуривать и открывать бутылку,
Да и другим вещам, необходимым
Для юношеской жизни, о которых
Умалчивали школьные программы.
Ах, эти фильмы старые! Бернес
Молоденький в петлицах с кубарями:
"Любимый город может спать спокойно";
Орлова в "Цирке", "Леди Гамильтон"!
Потом пошли трофеи: "Башня смерти",
Марика Рёкк, "Восстание в пустыне".
На сером полоне киноэкрана
Вскипали вдруг коричневые пятна,
Как пенки на топлёном молоке,
И вспыхивал внезапно в зале свет.
Кричали дружно зрители: "Сапожник!",
Свистели или топали ногами.
Кино объединяло всех тогда.
Всё было общим здесь: любовь и смех,
И ненависть, и слезы, и веселье.
Переполняла гордость нас, когда
Под звуки марша, в кадрах кинохроник
Комбайны шли шеренгой, из ковша
Расплавленная вытекала сталь
И падали фашистские знамёна
У мраморных ступеней Мавзолея.
А что за лица! Бабочкина помнишь?
Или Чиркова в "Юности Максима"?
Теперь уже и нет таких актёров.
А Симонов, играющий Петра?
Или вот этот - кажется, Филиппов,
Ну, в общем, с бородою, - во давал!
А песни, что однажды прозвучав,
Охватывали целую страну!
Я до сих пор их помню: "Три танкиста",
Или "Шаланды, полные кефали".
Прощай, кино. Я больше не увижу
Табачный дым, сияющий в луче.
Не заскрипит, как прежде, подо мной
Фанерное сиденье откидное...
Прощай, эпоха кадров чёрно-белых,
Окрестный мир делившая наивно
На эти два несовместимых цвета.
Увы, сложнее он и многогранней,
И не влезает более в экран.
Прощай, кино. Ты и на самом деле
Важнейшее искусство для народа.
Ты умерло - и вот народа нет.
Осталось население, частично
Распавшееся на электораты,
Грызущие друг друга. Твой экран,
Необозримый, широкоформатный,
Рассыпался на тысячи убогих
Телеэкранов, закрытых в квартирах.
Так колокол огромный вечевой,
Разбитый на осколки, никогда
Не обретёт первоначальный голос.
Поэтому прощай, кинематограф.
Твою неистребимую соборность
Не заместит сегодняшняя церковь:
Нельзя там ни смеяться, ни свистеть,
Ни по бедру поглаживать соседку...
Прощай, мой первобытный древний бог.
В твоих безлюдных обветшалых храмах
Теперь автомобильные салоны
И распродажа мебели. "Природа
Не терпит пустоты", - как заявил
Помешанный на ртути итальянец.
Прощай, кинематограф. Ты теперь
Искусство ретро, как и оперетта,
Что вытеснена шоу, или книга
В суровую эпоху Интернета.
Прощай, кино. Уже не будем мы
Из темноты с надеждою на свет
Смотреть, завороженные лучом
Твоей трескучей кинопередвижки.
Прощай, моё важнейшее искусство,
Последняя и первая любовь.
Ты - жизнь моя, которая прошла
И более уже не повторится.
1997 |
