Владимир Юринов
Туман жрёт снег.
Жрёт жадно, неопрятно,
он хлюпает и чавкает, злодей,
и вот уж проступают средь полей
сырой земли обглоданные пятна.
И банной влагой наполняя грудь,
как бы по дну молочного сосуда,
бреду я, в никуда из ниоткуда
пунктиром чёрным пролагая путь,
придерживаясь слепо, на авось,
одним чутьём, не доверяя зренью,
условного во многом направленья
вдоль прошлогодних пахотных борозд.
С энергией излётного пыжа,
что намечтал себе в патроне странствий,
плетусь по засерённому пространству,
сырой сернистой серостью дыша.
И только чавк над полем, только хлюп.
Туман взалкал тотального обеда,
он и меня уже не прочь отведать,
затягивая серую петлю.
Туман жрёт снег
и всех,
и смех,
и стих
и вынуждает, грязь меся и мерзость,
шагать туда, где торжествует серость
и серый флаг безропотно нести.
Он обряжает каждый выдох мглой,
он оседает влажно на одеждах,
и - миражами - зыбкие надежды,
отяжелевши, тают за спиной,
и спёртый воздух сер и недвижим.
Я – корм тумана,
мышка в серой миске,
я сир и сер,
и серы мои мысли,
и путь мой сер, -
ни горки, ни межи...
Как долго б длился этот мутный кросс?
Непрост вопрос да разрешился просто.
Лишь стоило свернуть под девяносто
и поперёк,
и поперёк борозд...
2005 г.
г.Курск
|
