Владимир Юринов
На Сенатской, на площади
тишина, а над ней
цирростратусы тощие
в голубой глубине.
Ни приветственных возгласов
и ни окрика: "Стой!..".
Я застыл тонким колосом
на громаде пустой.
Я спешил сюда с поезда,
я блуждал в декабре.
Вот он, Пётр. Где же воинство
в неприступном каре?
Вот он, Пётр. Где же зрители,
баб безудержный плач,
где испуг победителей
да лиловый палач?
Где прогоны кандальные
с вороньём на ветвях?
Где гвардейцы опальные
да тугая петля?
Ни пожаров, ни праздников,
ни добра и ни зла.
Только рубрика "Разное".
Только снег да зола.
Только масок безличия
решпектабельный смотр.
Только мрамор величия
да вознёсшийся Пётр.
Он ферзём по-над пешками
вдохновенно парит,
он по-прежнему бешено
попирает гранит,
он летит над фарватером,
чернотою горя.
Молодцы, реставраторы, -
подновили царя.
А за ним, - над державою
затмевая весь день,
позолочено-ржавая
двухголовая тень...
И стою я на площади,
ворот стиснув у рта,
а под снежною толщею –
темнота, немота.
Только отблески красные
на строптивом коне,
да плывут цирростратусы
в голубой глубине.
Я стою изваянием,
тишиной оглушён.
То ль опять опоздание?
То ли рано пришёл?
конец 90-х
г. Андреаполь |
