Это было давно.
Это было, конечно, давно.
Ветер – шумным ребёнком – врывался и рушился ниц.
Любопытной синицей стучалось пространство в окно,
и стремились на север отряды непуганых птиц.
Пахло свежей щепой, и любой был горазд в ремесле.
Мы игрой превращали суровую фугу в игру.
И тревожно смотрели, прощаясь, нам женщины вслед,
и от этого гордость нам горько буравила грудь.
Это было давно...
Это было, как будто, вчера.
Мы, братаясь, клялись, что "отныне всегда и везде...",
клятву кровью скрепив (ты же помнишь? – всего лишь игра!),
мы грузились в драккары, воинственно вёсла воздев.
И не знали ещё, досконально в добре и во зле
разбираясь, что вскоре товарищ наш – весел и смел, –
улыбаясь возьмёт у синички из клюва билет
и прибудет в Валгаллу гораздо быстрей, чем хотел.
Это было давно...
Это было?..
Смешно и сказать, –
мы, в штормах поседев, тем не менее, длили игру,
в изумрудные фьорды стремились, зажмурив глаза,
всякий раз приплывая в загаженный, тинистый пруд...
Вместо рога – стакан, вместо грубой накидки – постель.
Кто шелом, а кто щит проворонив в лукавом бою,
мы печально следим, бородатые лица воздев,
как летят журавли, возвращаясь обратно на юг...
Это было давно.
Это было...
Божественный свет –
негасимой лампадой – ещё не иссяк в облаках.
Но, прощаясь, прощающе смотрят нам женщины вслед.
И судьба остаётся
озябшей синицей
в руках...
|