Виктор Сосновский
* * *
Смех мотыльков...
(как Мендельсон - пронзил наш рай-шалашик -
марш несогласных с осенью ромашек
и васильков!)
* * *
Затихло всё. Ночь потеряла голос.
Отброшен день за кромку суеты.
Дремлют холмы, лиловые по пояс,
И облака чеканны и чисты.
Из тишины отлит хрустальный сад.
Под лунным колпаком застыли ели
Лишь ходики полуночных цикад
секундами мерцают еле-еле...
Ночные птицы в небе не снуют,
лишь, не меняя сонного регистра,
рондино нот томительно плетут
сверчковые всенощные оркестры.
Застыли оловянные поля
и свет луны томителен и манит.
И высоки, как купол, тополя.
И тишина, как память, не обманет.
А в памяти – две смуглые рукИ –
тростиночки – твои худые рУки...
Чуть отливает холодом разлуки
в луче стальное лезвие реки.
А в памяти по-прежнему звучит –
полынный зной оплавленного лета –
звон золотоордынной саранчи –
цариц полей! –
лоз виноградных пепел...
* * *
Рябь на воде, как дробь,
гроздья мальков.
Коров левиафановы копыта
гречиху мнут;
меж ив из трав альков
готов для нас,
ветвями ив укрытый,
от глаз
не любопытных рыбаков,
плюющих на наживку
и приманку, -
кузнечиков, стрекоз
и червяков,
замученных
на дне консервной банки.
И нам плевать на них
(на рыбаков!)-
Мне и моей подруге
синеглазой!
Над головой –
сезам небес в алмазах!
Под головой –
врата из лопухов
алтарные...
И мир звенит вокруг
иной и юный –
царствие земное:
хор знойных ос,
стрекоз и певчих мух! -
Любовный лепет,
лето наливное...
Безумием Офелии клянусь -
была любовь!
И сладкий яд неволи
томил меня.
И замирала кровь...
Была любовь.
Теперь лишь секс,
не боле.
1986
|
