Сергей Яцуненко
Не всякий царь шута поймет,
Не всякий шут царю расскажет
Про то, что есть, мол, жнец, есть ткач,
Шут, царь, палач.
Всяк что-то жнет да ткет, плетет да врет.
А кто-то свил, связал и ждет, и мылом мажет...
Снова барды обардели, развели бардак,
Лаутары, менестрели, так их, перетак.
Матерят людей хороших, вот дерьмократизм
И все кричат: "отдайте чьи-то гроши" - ну сущий бандитизм.
А президент прийдет с работы, стянет сапоги,
Тут жена ему: "Ну что ты, в магазин беги!"
На семью пол-булки хлеба купит и пшена,
Ветчины, икры не треба, ну а на хрена?
Если дети и старухи "йогами" живут.
Даже мухи с голодухи на аборт идут.
В комнатенке спит холодной батько-президент,
Также, как его голодный брат-интеллигент.
Колыбельную при свечке прет ему жена,
А в давно остывшей печке мерзнет тишина.
"Спи, мой славный, спи, мой главный, спи, мой импотент.
Спи, мой презик ненаглядный, презик, презик, презик, в смысле - президент".
Когда правитель станет жить как тот, кто хлеб растит,
Ему не скажут: "Паразит!" Зачем же говорить?
Не станут матом распинать жену его и мать,
Забудут люди просто знать, что можно так сказать.
Кто виноват, что грустно жить в одной из бывших стран?
Бульбаш, хохол, кацап и жид, и лапус, и чурбан.
А, может, их не обошли, господь, их сохрани,
Нет, в крайнем случае, джанкойские дожди, но только не они.
Короче, все, кто спину гнет, кто в принципе народ,
А, в общем, ну стадо, но живет в том стаде новый род.
Всему бывает свой венец и блюза вьется круг.
Растут волчата у овец и скоро подрастут,
И станут резать пастухов, пастушек, пастушат,
Козлов, собак и пастухов - им овцы разрешат.
То не угроза - то гроза разящая придет.
Купите за бугром глаза, чтоб заглянуть себе вперед.
Когда правитель станет жить как тот, кто хлеб растит,
Ему не скажут: "Паразит!" И каждый, гадом буду, угостит.
2000 |
